В зачот господину Алу Райвизхему прежде всего – что смог он создать чуть ли не единственную в своем роде умную пародию на Дюма. То есть – не тупой и плоский стеб, сводящийся в итоге к инвертированию знаков и набору затертых гэгов, как в произведении Захарова, к примеру. Сравнить с Райвизхемом я могу только заслуженных толкиенистов – великолепного Фарита Ахмеджанова («Дневник одного орка»), ироничного Вадима Румянцева («Вззхоббит, или путь в никуда») и непревзойденного Алексея Сидорова («Звирьмариллион»). Какие были времена, какие люди были, что ты! им не достались ордена… Мне, право же, искренне жаль всех, кто не смог увидеть в Райвизхеме ничего, кроме «осквернения светлых образов любимых и незабвенных героев». Это свидетельствует, по-моему, прежде всего о полном или частичном атрофировании чувства юмора у человека. Уж если на то пошло, то гораздо большим осквернением я считаю обливание все тех же любимых героев соплями в сахаре и патокой.
Райвизхем пишет смешно, колко, ядовито и на грани фола, но до пошлости никогда не опускается. И при этом- что было уже отмечено коллегами – соблюдает и выражает индивидуальность характера каждого из героев, словно бы рассматривая их через лупу. Конечно же, они все у него падонки шопесдец, но как точно одним словом, жестом, фразой смог он поймать их сущность! Райвизхема сразу по прочтении мне захотелось цитировать, а это так редко бывает!
- Вы господин Д’Арнатьян ? - спросил кардинал, прочитав на рукаве гасконца хвастливый девиз рода “Д’Арнатьяны - короли”. - Какого хера, - начал было гасконец, увидев на незнакомце мундир рядового мушкетера. - А, это Вы, Ваше преосвященство, - воскликнул он, взглянув в лицо неизвестного. - Очень рад, очень рад, - воскликнул лейтенант королевских мушкетеров, пожимая руку кардинала с золотым перстнем на пальце. Когда он отнял руку, на пальце у кардинала уже ничего не было.
А знаменитый резиновый кошелек д'Арнатьяна!
Кардинал пытался вытряхнуть пистоли из кошелька обратно. Но к удивлению кардинала в кошельке ничего не было видно. Замарини попытался вглядеться в бездонную пустоту кошелька. - У-у! - попытался крикнуть кардинал в черную пустоту. - Пошел нахер! - ответило эхо. Замарини был настолько ошеломлен, что безропотно вернул хозяину его чудесный кошелек, чьи свойства напоминали государственную казну Франции.
Отос у Райвизхема очень сентиментален и верит в человечество: все три части книги он не теряет надежды, что д'Арнатьян вернет ему одолженные когда-то полпистоля, гы-гы. Потрос – крайне практичен и изобретателен похлеще самого д'Арнатьяна:
Они взялись за воздушный насос и принялись надувать замок. Через пять минут на месте голой степи появилось четырнадцатиэтажное здание замка, стены вокруг замка, лес, виноградники, десяток другой надувных рабынь и даже небольшой резиновый кегельбан. - Да, - протянул гасконец. - Немудрено, что тебя налоговые крысы донимают. - Купил на дешевой распродаже, - начал хвастаться Потрос. А еще, под этот замок я уже пять раз ипотечные кредиты получал. И вообще, я богатый человек, у меня пятьдесят тысяч ливров годового дохода. Эх, если бы у меня было бы звание барона, мне бы кредитов больше давали бы.
А уж про Амариса, журнал «Жизнь монашек» (давно мечтаю на него подписаться!) и прочее я даже не буду вам рассказывать – это надо только читать!
Но вот что Райвизхему удалось особо, за что ему решпект и уважуха всех падонкаф - это образ Раульчика. В отличие от милого, но туповатого и недалекого мямли из оригинала райвизхемовский виконт – это личность сильная, мощная и интересная! Начнем с того, что Ал сделал его неомарксистом – очевидно, в память о брате Фиделя – Рауле Кастро:
Исполнительный Планше деловито осмотрелся вокруг и увидел какого-то паренька, гулявшего с пулеметом наперевес по территории внутри замка. - Эй, малый, иди-ка сюда!
- Оккупанты, - завизжал вдруг тот, направляя выщербленное от частого употребления дуло пулемета в сторону Планше. - Янки гоу хоум! Смерть джи-ай! Да здравствует Папа Карла Маркс, друг всех рабочих и угнетенных! - провизжал он на самой высокой ноте. Взрыв разметал обломки лимузина, один из которых ударил незадачливого стрелка по кумполу, и тот с громким душераздирающим криком упал. Через три секунды он поднял голову и прокричал: - Папа! Убивают! - после чего вновь уронил голову.
Виконт тупой, как тролль, но инициативный и легко обучающийся, так что под конец книги мушкетеры уже просто начинают его побаиваться: кто знает, что он выкинет в следующий момент? Даже Атосу далеко не всегда удается с ним справляться. Мне лично этот Раульчик нравится гораздо больше жалкого нюни, сервированного под идеального дворянина.
Что еще мне крайне понравилось – это концовка, точнее, ее стиль. На протяжении всей книги герои периодически выходят из плоскости романного пространства (что вообще-то в порядочных книгах только аффтару позволяется):
Но, упомянув имя великого Дюма, Д’Арнатьян завелся. – Ох уж этот так его растак! Не мог написать, что я стану миллионером, или, по крайней мере, выиграю в Спортлото. Эх, я бы лучше его написал! - Это точно! – согласился Потрос. Д’Арнатьян еще долго ходил по комнате, расписывая, как бы он написал книгу, но вскоре даже Потросу надоело слушать эти безвкусные бредни, о чем он тактично намекнул своему другу.
Вам ничего не напоминает это «я бы лучше написал»? Какая едкая сатира на многочисленных мушкетероманов!
А в конце они так просто взбунтовались против произвола аффтара и Дюма и сорвались с цепи:
- И вообще, зачем мы уже столько страниц возимся с ним? На кой блин он нам сдался?
- Ну, это автор так пишет, а он у Дюма все слизывает.
- Да видал я этого Дюма! – ответил свободолюбивый Отос. - Свободу хочу! Чего хочу- того делать! – провозгласил бывший бравый мушкетер.
- Ну, ты прямо как на избирательном митинге, - изумился Амарис.
- Я предлагаю теперь начихать на автора, на Дюма и прочих идиотов, читателей в том числе! – радостно предложил Отос, и словно тяжесть упала с его плеч.
- Свобода! – заорал Рауль.
И ушли в свободное плавание: сначала в мир Дикого Запада, откуда их выгнал не выдержавший надругательств бог этого мира, Клинт Иствуд, а затем – в мир Толкиена, где и следы и исчезают… Оцените, насколько философский и мудрый конец пародии, на первый взгляд бесшабашной и легкомысленной.
