Идеальный дворянин своего времени

На страницах книги «Двадцать лет спустя» к знаменитой четверке уже несколько постаревших мушкетеров добавляется еще один герой, сын Атоса, виконт Рауль де Бражелон. Обладая благородством отца, молодостью и бесстрашием д’Артаньяна, добротой и великодушием Портоса, изяществом Арамиса, он просто должен был завоевать сердца читателей! Но завоевал симпатии лишь некоторых из них… И если после прочтения «Двадцать лет спустя» у большинства читателей осталось впечатление от Рауля как о милом мальчике лет пятнадцати, то после романа «Виконт де Бражелон» большинство этого «милого мальчика» готово едва ли не растерзать.
Рауль – настоящий романтичный герой. То, что сейчас назвали бы мэрисью. Но второе определение ему не подходит. Просто понятия «романтичный герой» и «мэрисью» имеют так много общего, что различить их порой сложно. Рауль внешне красив, хорошо сложен и изящен. Он если не прекрасно, то очень хорошо фехтует, великолепно сидит в седле, плавает… Мэрисью? Да нет, обычный дворянин своей эпохи, взявший лучшее у своего отца. Но герой романтичный, поскольку он не такой, как люди вокруг… Он просто все делает старательно и правильно, потому что не может иначе.
Говоря о виконте, Атос признается, что делает все, чтобы воспитать идеального дворянина. Максимально идеального для своего времени. Вот только воспитывает граф именно для своего времени, а не для времени Рауля… Атос - романтичный герой, но не без вредных привычек, делает все, чтобы стать идеальным в глазах сына. А на протяжении романа «Двадцать лет спустя» виконт также видит три других примера – друзей отца. При этом все трое тоже старательно делают все, чтобы быть лучше в глазах мальчика, чем они есть. И о результате не догадывается ни один из четверки! Рауль в самом деле не просто становится похожим на четверку мушкетеров, он становится лучше их!!!
Атос не умеет врать, но умеет недоговаривать. Д’Артаньян храбр, но осторожен. Продолжать можно долго. Каждый из мушкетеров не идеален. А Рауль, воспитанный ими четверыми и графом де Ла Фер больше других стал именно идеальным. Но для того времени, когда жил его отец.
Людовик XIII посылал своих солдат на взятие Ла Рошели. И четверка храбрецов взбиралась на бастион… Его жена, плетя интриги, посылала верных людей в Англию, за подвесками, чтобы спасти ее честь. И четверо рыцарей летели, словно на крыльях. Во имя выдуманной высокой цели. Но в тот момент они были именно рыцарями! Без страха, упрека и многих других полезных в жизни качеств (с).
Людовик XIV не воюет. Зачем? За него все сделали дед и отец. Он интригует. Но совсем не так, как мать. Он вздыхает о прежних временах, но предпочитает любовные интриги и восхваление себя. Он может отправить в Англию рыцаря, но не с высокой целью, а так, раскланяться с братом-королем… Он плохой король? Да нет, вовсе нет, он умен, он неплохой стратег. Но необходимости что-то делать нет, а потому он, как когда-то его мать, предпочитает балы, раскидывание жемчуга по паркету и восторженные комплименты. На смену эпохи Людовика XIII и Ришелье приходит эпоха Короля-Солнца. И этой эпохе в первую очередь нужны придворные, а не воины. И никто из этих придворных просто не имеет права быть хоть в чем-то лучше своего короля.
Именно в эту эпоху Дюма пытается втиснуть идеального во всех отношениях Рауля. Виконт, живущий на стыке этих двух эпох, воспитан своим отцом, он был бы слишком идеален даже для эпохи Людовика XIII. И если в «Двадцать лет спустя» он еще может быть «милым мальчиком», тенью своего отца, то в «Виконте де Бражелоне» это уже невозможно. Дюма старательно прописывает конфликт между мушкетерами – людьми эпохи Людовика XIII - и Людовиком XIV и его придворными. И виконт оказывается посреди этого конфликта. Он больнее остальных его ощущает, потому что у них была та молодость, о которой потом нестыдно вспомнить, а у него есть лишь предательство. И опереться не на кого.
Тридцать лет назад его отец, граф де Ла Фер, сменив имя, ушел в мушкетеры. Считая, что запятнал имя отца, и не желая больше жить, он, как христианин, пустить пулю в лоб не мог. И потому ушел служить королю, в которого верил. В надежде, что шальная пуля его найдет. Однако вместо шальной пули он нашел верных друзей. Атос не раз и не два на страницах книги бросается в бой, очертя голову. И выходит живым. Постепенно он открывает сердце друзьям, привязывается к ним и больше всех к д’Артаньяну. Нежелание жить уходит. А с появлением в его жизни Рауля граф преображается, начиная новую жизнь.
Дюма дал Атосу новую жизнь. Но отказал в ней виконту. Рауль, у которого нет таких друзей, как у графа, потеряв любовь, уверен, что потерял все. Атос, безмерно любящий сына, вместо того, чтобы увезти его куда-то в Италию, Австрию, помочь забыть, развеяться… Вместо этого граф только бередит рану сына. Привезя его в Бражелон, он хочет как лучше, хочет пробудить воспоминания счастья в сыне. Но для Рауля это место напоминает о Луизе и еще сильнее бередит рану.
Луиза де Лавальер, вырвавшаяся из провинции, воспитанная в жестких условиях, с трудом устраивается в новом мире. Ей нелегко дается каждый шаг, она пытается примирить внутри себя представления о старом и новом мире. Она держит Рауля возле себя, понимая, что он - ее единственная надежда выйти замуж, как положено приличной девушке, родить детей… Но страсть захватывает ее. Девичьи представления о рыцаре на белом коне заменяются мнимым представлением о великолепии короля. Позднее, разочаровавшись, она уйдет в монастырь…
Рауль, который слишком благороден, чтобы мстить, прощает возлюбленную. Какой бы была его история, если бы граф, как я говорила выше, увез бы сына? Новые страны, новые впечатления. Возможно, рана, нанесенная девушкой, уже давшей согласие на брак, а затем предательски ставшей любовницей короля, затянулась бы… Но этого не произошло. Виконт, как когда-то его отец, решает уйти воевать. Но если его отец мог уйти служить королю, для Рауля этот путь невозможен. Он не в силах служить королю, которого презирает. Виконт уходит на войну.
И именно в этот момент часть читателей понимающе прощает его. Но большинство, еще с первого романа влюбленные в Атоса, громогласно вопят: «Да как он посмел? Да будь я сыном Атоса… да я… да я…». Что вы? Остались бы умирать рядом с отцом? Чтобы он видел ваши страдания, старательно прикрытые вымученной улыбкой, и у него в душе все умирало? Ревнуете…
Граф де Ла Фер воспитывал не девушку. Он воспитывал сына и воина. Когда Раулю было пятнадцать лет, граф отправил его на войну, вполне предполагая такой исход, что тот не вернется. Да, в этот раз Атос видит в глазах сына то, что когда-то видел в своих, подходя к зеркалу тридцать лет назад – нежелание жить. Но он вернулся. А значит мог бы вернуться и Рауль.
Атосу ведь было достаточно сказать одну лишь фразу, достаточно было бы тихо попросить сына остаться. И Рауль остался бы. Ради отца. Но Атос молчит. Потому что слишком хорошо знает ту боль, которая мучает сына.
Смерть Рауля, уж простит меня папа-Дюма, высосана из пальца. Почему нельзя было просто сразу убить выстрелом наповал? Почему, если Раулю повредит любое движение, его не привязали, ведь привязывают же остальных? Почему, наконец, Гримо не было рядом с Раулем?
Дюма ведь мог сделать так, чтобы Рауль остался. Для читателя он мог бы заменить мушкетеров. Может быть. Уж слишком привычен читатель к тем героям и всякий новый сначала должен пройти испытание сравнения со старыми. Однако вернувшись с войны, решив, что сам Господь не хочет его смерти, Рауль, как и его отец когда-то, смог бы жить. И смог бы стать для читателя одним из любимых героев, но…
Смерть Рауля была нужна. Это было единственное, что вогнало бы в гроб Атоса. Да и сагу о мушкетерах надо было заканчивать. Если оставить в живых кого-то, читатель потребует продолжения. Ну и просто по закону жанра эта смерть требовалась. Слишком уж идеален герой для этой жизни. Пятым мушкетером Рауль не стал. Но достойным сыном мушкетеров ему стать удалось.

Арабелла,
внештатный корреспондент «Газетт»

«Величавый изВрат»

Историю «оплеванной голубой гостиной» маркизы Рамбуйе, по меткому выражению Михаила Афанасьевича Булгакова, стоит изучать хотя бы для того, чтобы поразиться, до каких пределов идиотизма могут дойти умные (в принципе) люди.

Конечно, трудно осмеять прециозную тусовку круче, чем это сделали Мольер с Булгаковым. Но я тоже постараюсь от них не отстать и повеселить наших читателей, утомленных тяготами походной жизни, правдивым рассказом о салонных нравах.
Итак, в знаменитом голубом салоне госпожи де Рамбуйе, этом оазисе изящества и утонченности посреди пошлого, вульгарного и грязного Парижа, собирались поболтать  драгоценные  парижские дамы, маркизы и литераторы. Здесь  они  высиживали  драгоценные законы об отношениях между мужчинами и  женщинами. По этим  законам женщина всегда на пьедестале, и мужчина  может  смотреть на  нее только снизу вверх. Причем взгляд снизу вверх следует понимать не  как непристойное запускание глаз под юбку, а  только как свободное  от   всех  земных  страстей  мечтательное  и  набожно-очарованное созерцание высшего существа. Женщина вправе  требовать от мужчины почитания, обожания  и служения.  В награду мужчине может быть обещана  дружба и нежное отношение. Но - не больше.
Чистые,  как  ангелы,  драгоценные  дамы,  правда, вынуждены порою этими принципами по отношению к  мужчинам пренебречь, но это не значит,  что обожатели драгоценных дам  могут  даже подумать о том, чтобы воспользоваться открывшимися при  этом греховными возможностями. Необходимо, словом,  удовлетворяться исключительно воздушной, бескровной  и  бестелесной любовной игрой.
Идеальный мужчина в понятии этих ханжей питался пыльцой и нектаром, а размножался почкованием.  По нашим источникам, нашелся только один маньяк, полностью удовлетворявший критериям драгоценного отбора. Это герцог де Монтозье. Двенадцать лет (!) он окучивал Жюли д'Анженн (старшую дочь маркизы Рамбуйе) мадригалами, сонетами, рондо и остротами, пока она (потеряв, должно быть, всякую надежду от него отделаться) не дала согласия на брак. Причем было ей тогда тридцать девять лет! Вот уж воистину: легче изнасиловать, чем соблазнить.
Нежные, как лепестки роз,  уста этих высших существ  не могли,  конечно же,   раскрыться  для   грубой,   повседневной  речи.   И  для  собственного употребления  они  вывели особенный  язык,  в  котором  выражения  и  слова, осужденные  как  вульгарные,  были  заменены  более  тонкими  и  изящными.
Скопившуюся "драгоценную" лексику издал один из посетителей салона, писатель Антуан Бодо Сомэз в "Le grand dictionnaire des Pretieuses"  (Большой словарь драгоценностей), вышедшем  в  Париже в  1660  году.  Этот  странный  словарь содержит  в алфавитном  порядке  словарный набор  голубого  салона,  который иначе,  чем белибердой, не назовешь. Здравым умом трудно постичь, почему  им не  годилось слово "окно"  и почему его  надо было окрестить "дверью стены", причем слово "дверь" тоже было в свою  очередь выброшено за окно, а водворен на его место "верный страж". У драгоценных дам не было ни  глаз, ни ушей, ни зубов, ни рук, ни ног. Глаз как  "зеркало души" еще пережил прошедшие  с тех пор времена, пристроившись в  языке нашей  эпохи как общее  место, но почему "зеркало" в свою  очередь сослано  и  перетолковано как  "советник  грации", понять трудно.  "Нос" фигурирует в словаре  как "врата величавого",  причем надо знать, что "величавый" означает "ум, мозг". "Зубы" - "меблировка уст". "Рука"  -  "прекрасный двигатель". Ладно, хотя лично мне такое сравнение навевает гаденькие мысли… Но кому  пришло в голову назвать "ноги"  "милыми  страдальцами"? Потому  что  они  должны носить  тело? Ну, им виднее…   Продолжаем веселиться: а знаете ли вы, что если дама  уставала, она могла сесть на стул, то есть, - пардон -  на "удобства собеседования". И чем она садилась? Почему-то эта часть тела получила название "нижнего лукавого".(le ruse inferior - что в переводе с французского означает- аццки жжот!)

И  все-таки  не  совсем  подходил  драгоценный  язык  к  теории платонической любви,  потому что груди получили  название "подушечки любви". Вот вам и платонические отношения. И уж совсем оригинально, что  вздох замужней женщины в начале беременности назывался: "стук дозволенной любви" (справедливости ради надо отметить, что стук (а местами и скрип), скорее всего, был, но значительно раньше…).  Метафорический перенос приводит  на  память слово  "дверь", но оказывается выражение "стучать в дверь" очень  грубое, фи, господа. Правильно сказать будет -  "заставить говорить немого".Это ж  как для этого стучать надо, и главное чем?
Но хватит критиканствовать. Насладимся творением господина Бодо Сомэза без всяких комментариев:

     Ночь - богиня теней.
     Луна - факел ночи.

     Звезды - родители удачи и склонностей.

     Свеча - восполнение дня (нет, не могу удержаться от уточнения, что свеча не медицинская, а обычная).

     Бумага - немой толкователь сердец.

     Книги - немые мастера.

     Книготорговля - усыпальница живых (!!!) и мертвых.

     Поэт - младенец, кормящийся грудью муз (повезло мужику).

     Романы - приятная ложь, глупость мудрецов
     Пьеса - глашатай грехов и добродетелей.

     Музыка - рай слуха.
     Эхо - невидимый собеседник.

     Слезы - дочери боли.

     Врач - внебрачный сын Гиппократа.
Словарь  служит  вместе  с  тем и кладезем образцов драгоценной беседы. Несколько примеров будет достаточно, а то как бы нашими читателями не овладел  "великий  пост развлечения", т. е. скука.
     Я  очень  люблю  остроумных  людей:  К  остроумным  людям  испытываю страстную нежность.     
Вы говорите очень длинно: Кажется,  что во время беседы вы только  и делаете, что роняете капельки мыслей. (Слава Богу, что только мыслей)
     Эти слова  очень грубы: Чувствительный слух страдает при звуке  этих слов.     
Эта  мадемуазель очень остроумна: Эта  мадемуазель  не что иное, как экстракт  человеческого духа (или иными словами, бульонный кубик со вкусом человека)
     От этой мадемуазели можно добиться,  чего хочешь: У этой мадемуазели приятные  добродетели.(Да уж, добродетели и правда, видимо, весьма неплохие)
     Мадемуазель  начинает  стареть:   Снег   лица  мадемуазели  начинает таять.

И в заключение – шедевр прециозной мысли:

     Ваша собака здесь нагадила: Ваша собака вела себя преувеличенно.

Искренне ваш,
М.А. де Сент-Аман

Отредактировано МэтрдеСент-Аман (2007-12-27 17:12:09)