Глава 2  Агентство адресов и встреч Теофраста Ренодо

Примерно через месяц после этого разговора, на рассвете в воскресенье, д'Артаньян прощался с Планше у Сент-Антуанских ворот. Планше, который, как помнят читатели, получил чин сержанта, должен был отправляться в Пьемонтский гвардейский полк, под стены Пиньероля.
Д'Артаньян давно уже привык видеть в Планше не столько слугу, сколько помощника и советчика, и потому с большим скрипом уступил его намерению пойти на военную службу. И то, если честно, после того, как Атос упрекнул его в эгоизме.
Планше обнял по очереди Гримо и Базена, пожал руки бывшим коллегам, и теперь стоял перед тремя мушкетерами, не зная толком что говорить и пытаясь сглотнуть застрявший в горле ком.
– А часы-то ваши я так и не отдал, сударь…. – сказал он, подняв глаза на Атоса.
- Да бог с ними, оставьте себе на память.
-  Ну, Планше, мы надеемся скоро получить от тебя весточку. Не забывай нас, - Арамис ласково улыбнулся.
- Что вы, сударь, никогда!..
Д'Артаньян шагнул вперед и крепко обнял Планше.
- Желаю тебе удачи. Я знаю, ты осторожен и осмотрителен, но помни, что храбрость должна быть главным качеством солдата.
- Вы же знаете, господин д'Артаньян, я умею быть храбрым, когда сильно постараюсь. А вот что касается осторожности… - Планше понизил голос. – Могу ли я попросить вас об одной вещи?
Они отошли чуть в сторону.
- Так я слушаю тебя, Планше.
- Сударь, на войне всякое бывает.
- Верно подмечено.
- И потому я прошу вас взять на хранение мои сбережения, - он протянул д'Артаньяну туго набитый кошелек.
- Ого! – д'Артаньян подбросил его в руке. – Кажется, здесь гораздо больше ста сорока пистолей.
- Триста, сударь. Я выгодно давал деньги в рост.
- Ценю твое доверие, Планше. Можешь не беспокоиться о своем капитале, - и он пожал Планше руку.
Друзья немного проводили Планше глазами, а затем вернулись в город. Серый туман, от которого деревенели пальцы, смешивался с колокольным звоном: начиналась утренняя месса.
- Все бы хорошо, - сказал д'Артаньян и поставил стакан на исцарапанную стойку в маленькой забегаловке, куда они завернули согреться, - но теперь мне придется подыскивать нового слугу.
- А это дело нелегкое. Нет никакой гарантии, что не попадешь на мошенника, - сказал Атос.
- Вы можете обратиться в агентство адресов и встреч, - рассеянно сказал Арамис. – Так все сейчас делают.
- Никогда о таком не слышал.
- Точного адреса я не помню, но это где-то в районе Нового моста. А сейчас простите, господа, - Арамис надел шляпу, - но я должен с вами проститься. Увидимся завтра.
Арамис и раньше имел привычку внезапно исчезать, причем, как правило, без предупреждения, но в последнее время он был неуловим, как привидение. За те два месяца, что прошли после возвращения короля в Париж,  он не провел со своими друзьями и двух часов подряд. Вообще, с тех пор, как год назад их покинул Портос, что-то определенно разладилось в их прежде безоблачных отношениях.
Д'Артаньяну не прошлось тратить много времени на поиски: первое, что  бросилось ему в глаза на Новом мосту - большое объявление на деревянном щите:
[реклама вместо картинки]
Следуя стрелке, он повернул направо и скоро увидел нужную вывеску. Час был ранний, и  в полутемном помещении агентства никого не было, кроме двух девушек, одетых по-крестьянски, которые положили у стульев свои узелки. Д'Артаньян огляделся и позвонил в колокольчик, что стоял на конторке.
Моментально в распахнутую дверь влетел хозяин заведения. Но ощущение было, словно вошел не один человек, а пять.
- Доброе утро, господин офицер, добро пожаловать, чем могу служить? – пропел он на одной ноте.
- И вам доброго утра, метр…
- Ренодо. Теофраст  Ренодо, к вашим услугам, милостивый государь.
- Видите ли, метр Ренодо, я хочу нанять слугу…
- Отлично, отлично, замечательно. Вы пришли как раз по адресу. Присаживайтесь, прошу вас, - он метнулся к конторке. – Думаю, мы сможем вам помочь. Если ваша милость изволит обождать, сейчас народ повалит, как раз окончилась большая месса.
- А вы, как видно, к мессе не ходите, - улыбнулся д'Артаньян.
- А вы? – подмигнул Ренодо. – Но я вижу, господин офицер, что вы простужены. Одну минутку! – и он исчез за дверью.
- Вот, окажите любезность и выпейте, - Ренодо протянул д'Артаньяну кружку. – Это очень хорошо помогает при насморке, при упадке сил, при болезнях легких… в общем, много от чего помогает.
- Вы что, доктор?
- Да, и, осмелюсь сказать, неплохой.
- Но тогда почему вы не занимаетесь врачебной практикой, а содержите это агентство?
- Потому что местный врачебный факультет лишил меня права практики в Париже. Якобы на том основании, что мне диплом выдали в Монпелье. Вот и пришлось заняться частным предпринимательством.
- И много вам приносит ваше заведение, позвольте спросить?
Ренодо махнул  рукой.
- Пока не то чтобы очень, но дело прибыльное, я это нутром чую. – Раздался звонок и Ренодо сорвался со стула. – Простите великодушно, я должен вас оставить. Допейте отвар.
Пока хозяин занимался новым посетителем, д'Артаньян грел руки о кружку и наблюдал.  От общения с Ренодо создавалось впечатление, будто ты постоял перед открытой печью, где к тому же печется хлеб. Крупные черты его лица хранили полудетскую улыбку, но в прядях густых рыжеватых волос, которые он то и дело отбрасывал со лба, уже проглядывала седина. Впоследствии д'Артаньян  очень удивился, когда узнал, что человеку, которого он счел сначала своим ровесником, было без малого сорок пять лет.
В помещении людей все прибавлялось. Ренодо попросил д'Артаньяна перейти в соседнюю комнату и периодически засылал к нему подходящих кандидатов. Но три четверти из них отсеивалась сразу, как только речь заходила об оплате – д'Артаньян не мог предложить больше тридцати су  в день, - а оставшуюся четверть отправлял назад сам д'Артаньян, поскольку ему не нравились их физиономии.
Д'Артаньян уже отчаялся и двинулся было к выходу, но тут вдруг очередной посетитель ворвался в агентство с такой скоростью, словно за ним собаки гнались, захлопнул дверь, да еще и привалился к ней для верности, хватая воздух ртом. Ренодо тут же подошел к нему:
- Здравствуйте, молодой человек. Чем могу быть полезен? Вам нужна работа?
- Да, да, - еле выговорил тот и снял берет, чтобы вытереть пот.
- Какая у вас специальность? И на какую плату вы рассчитываете?
- Да я на все согласен!
- Вот как?  - д'Артаньян выглянул из-за плеча Ренодо. – А что вы думаете о месте слуги лейтенанта мушкетеров?
- Готов приступить хоть сейчас!
- Но учтите, я пока могу платить вам только…
- О, это не имеет никакого значения! Сколько положите, столько и будет. Так что, берете меня?
Такая повышенная сговорчивость молодого человека показалась д'Артаньяну очень подозрительной. Его длинный нос, острые скулы и торчащие, как петушиные перья, волосы тоже не располагали к доверию. Приподнятые у переносицы брови придавали его лицу невинно-просящее выражение, но взгляд был умным и открытым.
«Черт с ним, рискну. Не  в моем положении быть слишком разборчивым. там видно будет,» - подумал дАртаньян и сказал:
- Идет. Я принимаю вас на службу. Как ваше имя?
- Ма… Мартен, ваша милость.
- Отлично, Мартен. Следуйте за мной.
- Господин офицер! Господин офицер! – Ренодо нагнал их на улице.
- Да, метр?
- Господин офицер, а как же плата? С вас три су!

Глава 4  Заговор военных

Темно было хоть глаз выколи. Светились только окна борделей и игорных домов на улице Веррери за ратушей. На Гревской площади какие-то тени начали было сползаться из темных углов, но, разглядев поближе трех хорошо вооруженных всадников, попрятались обратно. Арамис притормозил немного, вспоминая дорогу, затем повернул направо, а на следующем перекрестке – налево. Мушкетеры выехали на улицу Сент-Авуа. Минут через пять, не доезжая до перекрестка, Арамис остановился перед невысокой церквушкой.
- Вот церковь, а монастырь Белых Плащей чуть дальше за поворотом, - сказал он.
- Жаль все же, что мы не предупредили капитана, - проговорил Атос. – Все это крайне подозрительно.
Тревиль как уехал с утра в Лувр, так и пропал с концами.
Д'Артаньян оглянулся по сторонам и спешился. В это время часы на церкви Сен-Жерве пробили двенадцать раз.
- Сделаем так,  - сказал Арамис. – Мы подождем вас здесь час, и если через час вы не появитесь – последуем за вами.
Порешив на этом, Атос и Арамис укрылись в узком тупичке между двумя домами.
Церковь оказалась заперта. Д'Артаньян постучал чугунным дверным кольцом. Лязгнул засов, и кто-то сунул фонарь прямо д'Артаньян в лицо.
- Следуйте за мной, - глухо сказал голос из-под капюшона, и фонарь погас.
Д'Артаньян на всякий случай взялся за эфес шпаги и шагнул в пропитанную ладаном темноту.
Тусклый свет падал квадратиками на каменные плиты. Монах подвел д'Артаньяна к исповедальне и приоткрыл дверцу.
  - Право, святой отец, не думаю, что стоит в столь поздний час беспокоить создателя, - неудачно пошутил д'Артаньян. Но монах в ответ только процедил: «Поторопитесь», и д'Артаньян без дальнейших пререканий вошел в кабинку. Тут он обнаружил, что исповедальня просто маскирует тайный ход в стене. Ощупью он спустился по винтовой лестнице и оказался в длинном коридоре, пахнущем плесенью. На том конце его виднелась полоска света, выбивавшаяся из-под двери. Перед ней д'Артаньян остановился и прислушался к шуму, напоминающему  морской прибой, какой получается, когда много людей говорят одновременно. «Ну что же, - подумал он, - одно можно сказать с уверенностью: это явно не любовное свидание».
Когда д'Артаньян вошел, все присутствующие разом обернулись к нему, и он  в замешательстве отступил было назад, но тут же совладал с собой, и занял свободный стул в углу. Дело в том, что в этой небольшой комнате собрались почти все высшие военные чины, маршалы и командиры гвардейских полков, словом – военная элита. Почти всех д'Артаньян знал в лицо: маршала Креки, принца Конде, герцога Ангулемского, графа Суассона, Ла Форса, герцога Гиза, Дюалье, Таванна, и уж конечно своего бывшего командира Дезэссара. Скромно одетый лейтенант ловил на себе их снисходительно – удивленные взгляды, но больше всех его присутствие озадачило Тревиля.  Видно было, что для него это было полной неожиданностью.
Тут дверь на противоположном конце залы распахнулась, и на сцене появились главные действующие лица: Гастон Орлеанский, на мясистых губах которого играла привычная самодовольная улыбка, под руку со светловолосым красавцем герцогом Монморанси. Чуть позади следовал незнакомый д'Артаньяну молодой человек с гладко причесанными волосами и близко посаженными глазами.
- Приветствую вас, господа!  - широко повел рукой Гастон и уселся в поданное ему кресло, тщательно расправив складки плаща. – Неотложные вопросы, касающиеся безопасности государства, не терпят отлагательств. Над Францией нависла угроза, и только наши сплоченные действия помогут отвратить ее!
- Позвольте мне, ваше высочество,- сказал Монморанси и выступил вперед. – Господа! Как вам известно, маршал де Марильяк был арестован в Пьемонте по приказу кардинала. Сегодня утром он был под конвоем доставлен в Париж и брошен в Венсенн. Против него выдвинуты совершенно нелепые обвинения во взяточничестве и присвоении казенных денег! Тогда как всякому, кто не слеп, очевидно, что единственная вина несчастного Марильяка состоит в том, что он был верным слугой королевы – матери!
- Но это еще не все, - поднялся с места Тревиль. – Маршал Бассомпьер…
- В самом деле, - воскликнул Гастон, - мы очень удивлены, что не видим его!
Под этим «мы» он имел в виду, скорее всего, себя и герцога Монморанси, но прозвучало оно с претензией.
- Три часа назад его величество приказал мне лично арестовать маршала и препроводить в Бастилию! Причем, насколько мне известно, на этот раз вовсе без предъявления каких-либо обвинений!
Слова Тревиля вызвали настоящую бурю возмущения. В наэлектризованной атмосфере витали проклятия, божба и эпитеты разной степени тяжести по адресу кардинала. Монморанси поднял руку, добиваясь тишины.
- Теперь совершенно ясно, какую цель имеет эта череда арестов и репрессий. Это не проявление бессмысленной жестокости, нет! Судите сами, господа: кардинал бросает за решетку командующего войсками в Италии, затем командира швейцарской гвардии, - то есть лиц, пользующихся несомненным авторитетом и влиянием в армии. Отсюда вывод: Ришелье до смерти боится именно вооруженной оппозиции, и стремится поэтому обезглавить армию. Следующей жертвой может оказаться любой из нас! Ему важно на все ключевые посты посадить своих ставленников – только так он может удержаться власть в своих руках!
Герцог долго еще распространялся говорил о тирании и репрессиях кардинала, при бурном одобрении всего собрания. Д'Артаньян слушал, запоминал и анализировал. Теперь стало понятным отсутствие здесь, к примеру, маршала Шомберга, маркиза де Брезе, Ла Валетта, - то есть людей, поддерживающих политику кардинала. Но тогда тем более странным выглядел обличительный пафос герцога Монморанси. До этого момента д'Артаньян считал, что он поддерживает кардинала, или, по крайней мере, лояльно к нему относится. Герцог много раз демонстрировал дружеские чувства по отношению к Ришелье и всегда очень уважительно о нем отзывался. С чем связана такая внезапная перемена позиции? Герцог напомнил д'Артаньяну первого ученика, красиво и с выражением отвечающего зазубренный урок у доски.
Поглощенный этими мыслями, д'Артаньян краем глаза заметил вдруг легкое колебание портьеры, скрывавшей дверь. Стараясь не привлекать внимания, он медленно повернул голову вправо, отклонился назад вместе со стулом, и таким образом сумел разглядеть за занавесью двух женщин, которые внимательно следили за происходящим, прилагая все усилия, чтобы остаться незамеченными. Одна была довольно молода, с густыми черными бровями, почти сросшимися на переносице и тяжелыми серьгами в ушах. Второй же было давно за сорок, но красота ее неплохо сохранилась, хотя ее несколько портила излишняя, болезненная худоба. Уж не одна ли из них написала ему письмо, подумал д'Артаньян.
Тем временем слово взял Гастон Орлеанский:
- Всем известно, что, хотя на этих приказах об аресте и стоит подпись моего августейшего брата, исходят они не от короля. Мы все верны его величеству и готовы склониться перед его волей, но не станем более терпеть произвол фаворита! Брат мой Людовик так глубоко подпал под влияние этого демона в красной мантии, что политику кардинала он называет политикой государства, желания  кардинала – государственными нуждами, а любой, кто вызвал недовольство господина Ришелье, объявляется государственным преступником! Мы должны избавить Францию от паука, опутавшего ее своими сетями!
Д'Артаньян, который по своей природе был очень любопытен, никогда не пропускал мимо ушей придворных сплетен и был немало наслышан о манере герцога Орлеанского в среднем раз в год устраивать заговор против кардинала, а потом, чуть только запахнет жареным, сдавать всех своих сторонников пачками, чтобы самому выйти сухим из воды. Удивляло его только одно: что находились еще идиоты, согласные иметь с ним дело, которых не останавливал пример Шале и прочих, сложивших голову на плахе. Вот и сейчас та же история: Гастон  излагает свои планы организовать вторжение во Францию испанских и лотарингских войск и повести их на Париж, поставив условием  мира отставку и казнь кардинала,  а верхушка французской армии наперебой уверяет его во всемерной поддержке, одобряет и развивает идею мятежа! Монморанси даже заявил, что открыто перейдет на сторону Гастона, чтобы заставить короля выполнить их требования.
Тот, кто пригласил д'Артаньяна на это собрание заговорщиков, очевидно, считал его ярым антикардиналистом, который может быть полезным делу герцога Гастона.
Расходились участники тайного собрания тем же путем – через исповедальню. Д'Артаньян вышел из церкви одним из последних, и  медленно двинулся по улице Сент-Авуа, озираясь по сторонам в поисках своих друзей, но тут его нагнал Тревиль и взял под руку:
- Мой юный друг, не откроете ли вы мне тайну: как вы здесь оказались?

Глава 6 Набережная Турнель
- Вы с ума сошли, - тяжко вздохнул г-н де Тревиль, обозрев лицо своего лейтенанта с разбитой губой и кровоподтеком на скуле. - Как, интересно, вы собираетесь отправляться на дежурство в Лувр? Что с вами? Присядьте-ка.
- Простите, сударь, что-то голова закружилась внезапно, - сказал д'Артаньян, опускаясь на стул у двери.
- У вас часом не сотрясение мозга? Я бы прислал вам своего врача, но не далее как вчера уволил этого мерзавца. Еще один шпион кардинала,  и прямо у меня в доме, представляете!
Повышенная подозрительность вообще была свойственна Тревилю; он часто повторял, что в душе любого, даже самого кристально чистого и честного человека, имеется природная предрасположенность к подлости, низости и продажности, и  в подходящих условиях это обязательно выплывает наружу. Его любимым приемом было вызвать человека на откровенность, чтобы прозондировать возможную “степень его подлости”, что он, кстати, и проделал с д'Артаньяном при первой их встрече.  Но в последнее время эта мнительность разрослась до размеров мании: Тревиль буквально всюду был готов видеть шпионов Ришелье.
Внезапно д'Артаньян вспомнил добродушного владельца агентства адресов и встреч.
- Если позволите, господин капитан, я могу порекомендовать вам одного подходящего человека…
- Благодарю, мой юный друг, но я не желаю больше связываться с эскулапами. У меня точные сведения: вся парижская врачебная корпорация состоит на откупе у его преосвященства.
- В том-то и дело, что этот врач, как это ни странно, не имеет к ней никакого отношения.
Теофраст Ренодо очень обрадовался, когда вновь увидел д'Артаньяна  на набережной Марше-Неф, и еще больше – когда узнал о цели его визита. Он признался слегка смущенно, что как раз сейчас испытывает некоторые финансовые трудности, и дополнительный источник дохода дал бы ему возможность реализовать новые коммерческие идеи. Д'Артаньян сдержал улыбку: у этого энтузиаста напрочь отсутствовала деловая хватка, и это было очевидно всем, кроме него самого. Впрочем, Тревилю Ренодо понравился, и капитан не только принял его на службу с солидным жалованьем, но и обещал похлопотать перед королем об учреждении должности полкового медика.
Чтобы синяк поскорее сошел, Ренодо посоветовал д'Артаньяну делать примочки с рутой и миндальным маслом. Именно этим он и занимался, сидя  вечером в гостях у Атоса.
  - Верно говорят: чего боишься, то и случится, - сказал он, поймав взгляд Атоса.  – Но ничего, мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним.
- Кстати,   - сказал Атос, - вам, должно быть, будет приятно узнать, что мы с Арамисом подали сегодня прошение господину де Тревилю о переводе во второй взвод… Но продолжайте, друг мой, я вас перебил.
Д'Артаньян снова принялся зачитывать вслух избранные места из антикардинальских памфлетов.
- «Он желчи едкие потоки
Разбавит сладостью медовой,
И так его коварно слово,
Как и дела его жестоки.

Он лаской своего добьется,
На ровном месте не споткнется,
Зарежет, источая лесть,
И не узнать, каков он есть»
- Рифмы скверные, но зато написано с чувством,- прокомментировал Атос. – У вас уже, как я погляжу, подобралась целая коллекция этих сочинений.
- Еще бы, учитывая, что я почти каждый день прохожу по Новому мосту, а там обязательно попадется навстречу какая-нибудь темная личность и украдкой всучит вам мятый листок из-под полы. Причем особенно  оживились эти деятели за последние несколько недель. Прямо проходу нет. На месте кардинала я бы этим заинтересовался.
-Он уже заинтересовался.  Как раз вчера на площади Сен-Сюльпис объявляли, что за голову некоего Матье де Морга, сочинителя крамольных памфлетов, подрывающих государственные устои, обещана кругленькая сумма…
В этот момент на пороге комнаты появился как всегда безмолвный Гримо. Атос с сожалением смерил его взглядом.
- Вот пошлёшь дурака за бутылкой, так он, дурак, одну и принесёт.
Гримо поклонился и исчез еще до того, как Атос закончил фразу. Д'Артаньян приложил к скуле новую примочку.
- Вы несправедливы к бедному малому, Атос. Мне Гримо кажется просто образцом верности и понятливости. Ах, если бы вы знали, как мне не хватает Планше! Особенно по сравнению с этим мошенником Мартеном. Клянусь честью, Атос, с каждым днем я все больше и больше убеждаюсь, что принял на службу какого-то проходимца. Он не тот, за кого себя выдает!
- Почему вы так считаете?
- Да посудите сами! Во-первых, он исчезает неизвестно куда почти каждую ночь. Причем старается изо всех сил, чтобы  я ничего не заметил.
Атос наполнил стаканы.
- Это может быть всего лишь любовная интрижка.
- Возможно. Но ведь я же не ревнивый муж, к чему такая таинственность? И потом, я в жизни своей не видел такого безрукого слуги. Он абсолютно ничего не умеет: ни лошадь седлать, ни оружие чистить, а про одежду и уборку я вообще молчу! И что еще интересно - он образованный человек. Как-то Арамис упомянул в разговоре кружок поэтов, которым покровительствует кардинал, а Мартен их назвал «птичником Псафо». Вы знаете, кто это такой?
- Впервые слышу, - Атос потер ноющий висок и  выпил в несколько глотков стакан, по - простонародному прищелкнув языком.
- А я так тем более. И Арамис тоже не в курсе. А это, оказывается, такой древнегреческий тиран, который учил птиц произносить его имя и отправлял их летать по всему свету. Каково, а? Нет, уж я выведу его на чистую воду…
Атос вместо ответа лишь безучастно пожал плечами.
Как мы знаем, д'Артаньян был очень любопытным человеком, и угрозу свою он привел в исполнение той же ночью. Лежа одетым под одеялом, он дождался, пока дверь тихонько скрипнула, вскочил с постели, надел перевязь со шпагой и тоже вышел из дому. Он успел увидеть легкую тень, свернувшую на улицу Вожирар. Прижимаясь к стенам, д'Артаньян следовал за Мартеном по пятам. А тот быстрым шагом миновал улицу Феру, затем улицу Могильщиков, обогнул Люксембургский дворец и вышел к Сорбонне. На площади перед университетом он огляделся по сторонам, зябко кутаясь в плащ на ветру. Длинный нос его усиливал сходство с флюгером. Не заметив ничего подозрительного, Мартен направился в сторону Сены по улице Сен-Жак. Дойдя до набережной Турнель, он снова огляделся, и вдруг юркнул в дверь скромного на вид особняка.
«Как странно! – подумал д'Артаньян. – Ведь если я не ошибаюсь, это тот самый дом, в котором скрылся Тревиль не далее как позавчера. Интересно,  что может их связывать?»
Д'Артаньян решил дождаться, пока Мартен покинет таинственный особняк, и в поисках подходящего укрытия забрался в маленький садик, примыкавший к соседнему дому. Однако, устроившись в кустах за низенькой оградой, он очень скоро выяснил, что он тут не один.
- Кто вы такой, черт возьми, и что вам здесь понадобилось? – прошипел чей-то голос. 
- Тот же вопрос я могу задать и вам, - отозвался д'Артаньян.
- Слушайте, любезный, убирайтесь-ка вы отсюда подобру-поздорову! – сказал уже другой человек.
- С какой это стати? И не подумаю!
- Не испытывайте мое терпение!
В этот момент в просвете рваных туч показалась луна и все вокруг.
- Ах, это вы, господин де Жюссак! То-то мне голос показался знакомым!
- Черт возьми! Вы опять суете свой длинный гасконский нос куда не надо, господин д'Артаньян?
- Что делать! Дабы не остаться с носом, приходится повсюду его совать. А вы как поживаете? Шпионим помаленьку? Не познакомите с вашим коллегой?
Жюссак задохнулся от оскорбления и схватился за шпагу.
- Опомнитесь! Сейчас не время сводить счеты, Жюссак! - сказал его напарник.
- Теперь уже поздно; единственный способ отделаться от этого настырного типа – это успокоить его навсегда!
- Как говорит один из моих друзей, это мы еще посмотрим. Защищайтесь!
На шум потасовки сбежались даже бродяги с набережной и моста Сен-Мишель, хозяин соседней лавки высунулся из дверей с аркебузой в руках, но в доме, в который вошел Мартен, не открылось ни одно окно.
Первая в жизни дуэль обычно так же незабываема, как и первая любовь. Д'Артаньян помнил, что слабое место Жюссака – скорость реакции, и поэтому атаковал его в бешеном темпе. Жюссак был вынужден отступать. Видя, что дело плохо, его напарник бросился на помощь, но в этот момент Жюссак оступился и, проломив деревянный парапет, рухнул в Сену. Мгновенно развернувшись на каблуках, д'Артаньян приставил острие шпаги к горлу второго гвардейца.
И пока тот, скрипя зубами от злости, признавал себя побежденным, а Жюссак пытался выбраться из ледяной воды, дверь мрачного особняка приоткрылась, и никем не замеченная тень в берете с пером растворилась в темноте.

Спасибо )
А вот буквально в следующей главе вас ждет встреча с этим старпером. Аццкий сотона строит новые козни )